Поделиться

Представим себе, жил в то время в Чердынском краю мужик — сын крестьянский Сысой Выравдин.

И не думал не гадал Сысой, что судьба его вскорости тесно свяжется с тем, что происходит сейчас здесь, на Урале. Стоял он в лавке, скреб затылок да прикидывал, то ли косу-горбушу новую купить, то ли эту же деньгу на кабак потратить. Ни то ни другое не успел Сысой сделать — собрали с села 400 душ таких же, как он, горемык, да еще велели лошадей прихватить, у кого имеются, и погнали сюда, к Поясу Каменному, на Урал, значит. Заводы строить, мощь российскую приумножать, казну купеческую набивать.

Так, начав в 1758, к 1771 году и построил Максим Походяшин с помощью подневольных мужиков заводы — сначала Петропавловский, потом Николае-Павдинский и только затем Турьинский (Богословский) завод.

Завод, воздвигнутый на берегу реки Турья, так и назвали — Турьинским. Но потом, после возведения храма в честь Иоанна Богослова (1767-1776 гг.), стали называть Богословский. Кроме вятичей строило, а затем и работало на заводе, конечно же, множество другого пришлого и беглого люда. Были и бывшие пугачевцы, скрывающиеся от гнева Екатерины, были и просто пришлые люди, ищущие лучшей доли, вольнонаемные.

 Для иллюстрации приводим статистические данные из документов Пермского губернского архива.

В период с 1815 по 1834 год на Богословский завод или, как тогда говорили, в Богословский завод прибыло по рекрутским наборам 359 человек, по судебным приговорам — 49, духовного звания — 2, прислано из Петербурга — 2, разжалованных нижних чинов — 39, выслано из Петербурга — 2, из Турьинских рудников — 132.

К переписи населения в России (1815 г.) в Заводе жили более трех тысяч человек. Смертность в селении иногда принимала угрожающие размеры. В 1818 году, к примеру, только в соседних Турьинских рудниках из тысячи присланных на завод рекрутов в первый же год умерло от цинги 800 человек.

Итак, в начале 70-х годов XVIII века на месте сегодняшнего Карпинска уже стоял заводской поселок Богословск (Богословский завод), который относился к Верхотурскому уезду Сибирской губернии. И в те же годы завод, который сперва был железоделательным, а позднее перепрофилировался в медеплавильный, выдал первые пуды продукции. Дальнейшая история завода напоминает драматическую судьбу редкого драгоценного камня, переходящего из рук в руки. Но все это будет потом…

А пока подойдем незаметно вон к той кучке мужиков, сгуртившихся в тени заводской ограды. Приближалась Пасха 1775 года. Солнце круглой жаровней все больше нагревало крутые бока призаводских сопок. Крестьяне-гужевики, согнанные сюда из дальних деревень, вздыхали: «Домой на-доть… Пахать скоро пора». И владелец завода Максим Походяшин знал, догадывался: разбегутся скоро его «мастеровые», разбегутся…

Завод с первых дней существования испытывал острый недостаток рабочей силы. Русских крестьян было мало, а вогулов и пряником из тайги не выманишь. Правда, в прошлом году удалось Походяшину через Сенат приписать к своим предприятиям больше четырех тысяч душ крестьян Чер-дынского уезда Казанской губернии, да вот одна морока с ними. Убегут, как пить дать, убегут!

А солнце пригревало все пуще и пуще. Лед уж сошел на пруду заводском, под кручей плотины травушка зазеленела.

Ефим Шилов — чердынский мужик, крепко сбитый, с кольцами кудрей, прилипших к мокрому лбу, макая лук в соль, говорил:

—    Бяжать надо, братцы, бяжать. Пока до дома доберешься, и время пахать подоспеет.

Филька Лапин, свой же, деревенский, разомлев от солнца, в ответ вяло бубнил:

—    Куды бяжать-то, Ефим Григория? Стражники заломают — батогов дадут! Ох-хо-хо…

—    Дурень ты, Филька. Поди, лошади есть у нас. Не по тракту попремся.

Остальные мужики смачно хрустели луком, запивая его кто водой, кто квасом, заедая хлебом, и молчали. Как Ефим скажет, так и будет. Ефим — старшой, мужик грамотный. Третьего дня от всего обчества жалобу барину написал. Да и как не писать, докуда терпеть-то можно! Безлошадный пять копеек в день получает, конный — 8.

А повози-ко с утра до ночи дрова для печей на лошадке-кляче, да по бездорожью. По-руби-ко, попили, спины не разгибаючи. Опять же за гроши эти и путнего ничего не купишь — цены кусаются. Да и эти копейки барин не больно-то торопится выплатить.

Мимо прошел заводской надзиратель. Много их развелось за последнее время. Добился своего Походяшин — разрешили-таки ему содержать свою службу надзора.

Надзиратель хмуро покосился на обедавших мастеровых, шагнул было к ним, но, хлопнув плетью-нагайкой по ноге и упомянув родную мать, направился на фабрику. На заводе его звали «Слушай-понял». Кроме матерных слов он всюду совал в свою речь и эту присказку, видимо, навечно прилипшую к его языку:

—    Слушай-понял, ты куда прешь, сопля ты эдакая! Мать твою, слушай-понял!..

Васька Лазутин, чумазый, в расстегнутой до пупа рубахе, при виде надзирателя вскочил, дурашливо встал во фрунт:

—    Отдыхаем, Ваше благородие!

Цепи достались Ваське в награду за прогул. Искупался в ледяной воде Турьи, показывая удаль свою Дуняшке краснощекой, и простыл. Жаром губы обметало, бредил две ноченьки. Какая уж тут работа. Вот по обычаю, введенному Походяшиным, и заковали его в цепи. Блюди, холоп, интересы хозяина, на карачках, да ползи к своей медеплавильной печи.

Надзиратель дурашливости Васьки не принял. Выпятив живот, он важно оглядел мастеровых, беззлобно вжикнул плетью зачесавшегося рядом лохматого старика и процедил:

—    Слушай-понял, ночлег, смотрите у меня, чтоб без кострищ, слушай-понял, был!

—    Исполним, вашбродь! Спиной накроемся, согреемся! — опять звякнул цепями Васька.

Большая часть рабочих жила в землянках, некоторые — в смрадных избах. Бесприютные, с наступлением теплых вечеров спали прямо у заводских корпусов, подсунув под голову армяк или зипунишко. Спали и в цехах. Вот Слушай-понял и предупреждал насчет кострищ, радел за добро хозяйское .

И все-таки ни батоги, ни цепи не могли подавить недовольство рабочих.

Перебирая на столе бумаги, Походяшин вспомнил, как бежали с завода рабочие в 1775 году. Некоторые объявились тогда в Ляле. Полковник Маслов — арендатор Ля-линского завода, старый знакомец — известил об этом губернскую канцелярию (есть основания подозревать, что большинство наветов шли в Москву из зависти к Походя-шину). По просьбе его, Походяшина, прибыл тогда из Верхотурья офицер с командой. Посекли работный люд нещадно. А Маслов, стервец, в Екатеринбург доложил, что, дескать, офицер тот, капитан Порец-кий, «никакого удовольствия работным людям не учинил и Походяшина не следовал, а одарен подарками». То есть следствия никакого не провел, рабочих-жалобщиков не выслушал да еще и взятку от Походяшина принял. Впрочем, так оно и было. Вот и думай теперь, как людей при заводе удержать. Беглые — народ не шибко надежный. Вольнонаемных не хватает… Эх, рекрутов бы сюда! Да вот беда, их приписывают только к казенным заводам! Стар уже заводов-ладелец. Дрожат руки его, да и голос, распекая подчиненных, срывается порой на визг. Кому заводы достанутся после смерти? Сыновьям непутевым. Пустят по миру добро, не ими нажитое, неспособны они к делу большому.

Походяшин встает из-за стола, тянется к медному колокольчику, чтоб Антипыча, слугу, вызвать, и смахивает ненароком стопку бумаг. Чертыхается. Вот и все так прахом рассыплется.

Материал из Книги “Долгая дорога из Богословска в Карпинск”

Alex Sof

От Alex

Официальные ресурсы
Наши партнёры