Лев Вейберт
Имя художника – графика Льва Вейберта хорошо известно на Урале. Этот суровый край стал для него родиной и местом трагических испытаний, неиссякаемым источником творческого вдохновения, главной темой и главной любовью. Для Вейберта Любовь была и остается той живительной движущей силой, которая заставляет его сердце биться. Любовь к родной земле, к людям, художник продолжает активную творческую деятельность.
Его работоспособности удивляются и завидуют многие «из молодых», и именитые мастера «снимают шляпы».
ЛЕВ ВЕЙБЕРТ родился 14 августа 1925 года в селе Сылва Пермской области в интеллигентной семье потомственных обрусевших немцев. С детства увлекался музыкой, чтением зарубежной литературы, но победила любовь к изобразительному искусству. В 14 лет Лев совершил туристический поход по Бажовским местам. Там появились первые рисунки, посвященные природе Среднего Урала.
Вейберт стремился получить художественное образование, но его мечты развеяла война с Германией. На русских немцев обрушился шквал репрессий. В 1942 году семья Вейберт была отправлена в Таборинский район на поселение без права выезда.
17-летний Лев Вейберт был «мобилизован» на Богословские угольные копи в Карпинск. Изнурительный многочасовой труд на страшном морозе, голод и болезни ежедневно уносили десятки жизней. Вейберт выдержал эту жестокую схватку со Смертью. Удивительно, что сейчас, вспоминая то время, Лев Павлович рассказывает о неизгладимом впечатлении, которое произвела на него природа Северного Урала, о людях, с которыми связала его судьба. Он сохранил веру в Человека, в лучшие качества Его души. Художник редко говорит о власти, о советском режиме, о политике, а если и говорит, то без злобы и осуждения. Там в Карпинской зоне, Лев Вейберт познакомился с Михаилом Дистергефтом. Тесная дружба связывала двух мастеров 63 года.
Годы, проведенные в немецкой зоне, повлияли на мироощущение будущего художника. С тех пор Лев Вейберт воспринимает Жизнь как Божий дар, умеет ценить каждый миг бытия, восхищаясь гармонией и преклоняясь перед красотой мироздания.
Поступив в 1949 году в Свердловское художественное училище, он через 3 года отправляется в свой первый таежный поход по Северному Уралу. Тогда окончательно формируется интерес Вейберта к жанру пейзажа, преданность которому он сохраняет по сей день. может быть, суровая лаконичность уральского ландшафта предопределила и обращение молодого художника к станковой печатной графике.
Секретам гравюры, в первое время, обучался сам, по книгам и репродукциям. Решающим событием для Льва Вейберта, стимулирующим его дальнейшее совершенствование в искусстве печатной графики, стала учебная практика в подмосковном доме творчества «Челюскинская» у известного ленинградского художника А.И. Харшака. Там в 1959 году состоялась незабываемая для Льва Павловича встреча с человеком – легендой из XIX века, 80-летним Г.Н. Гаман-Гамоном, который в свое время общался с такими мастерами офорта как Ф. Бренгвин, В.А. Серов, И.И. Шишкин, В.В. Матэ.
Лев Павлович признается, что состоялся как художник, во многом благодаря своей жене, художнице Надежде Никулиной: «Надя была моим другом, советчиком, единомышленником, соавтором и, конечно, первым зрителем моих работ. Она имела отличный художественный вкус, с профессиональной точностью подмечала достоинства и недостатки каждого эстампа».
В 60-е годы еще очень сильна была школа реалистического искусства. Художник убежден, что именно верность традициям академического реализма позволила ему достичь вершин мастерства. В 1965 году Лев Вейберт был принят в члены Союза художников СССР.
Упрямо и целеустремленно, «шаг за шагом» он постигал законы сложнейших графических техник. Линогравюра, офорт, акватинта, меццо-тинто, мягкий лак… Вейберт много путешествует по Уралу, выполняя наброски и зарисовки, которые в дальнейшем послужили материалом для многочисленных графических листов, посвященных неповторимой Уральской земле. Сама природа стала его Мудрым Учителем. Внимая голосам кедров, чувствуя дыхание ветра и пульс земли, художник безошибочно выбирает вид гравюры и мастерски использует все её технические возможности для создания выразительного образа в разнообразных по характеру пейзажах: эпических, лирических, романтических.
Из центральной газеты российских немцев «Neues Leben» №5, май 2005 г.
_________________________________________________________________
Мой отец, Лев Павлович Вейберт, родился 14 августа 1925 г. в семье потомственных интеллигентов немецкого происхождения. Он рос мечтательным, крепким и веселым мальчиком, занимался спортом и интересовался литературой. Родители привили ему любовь к музыке и рисованию.
Отец тогда ещё не знал и не мог знать, что в скором времени, в самом расцвете юности, по чужой воле будет оторван от мира, останется один на один с судьбой, но, имея силу и мощный культурный и творческий заряд, данный ему в детстве, выстоит и состоится как личность.
…28 августа 1941 года по Указу Советского правительства в спешном порядке и в обстановке строгой секретности производится выселение немцев с мест их проживания в заранее обозначенные места. С января 1942 года из их числа формируются рабочие колонны и отряды, в которых для обеспечения высокой производительности труда вводится строжайшая дисциплина. Контингент репрессированных размещается в лагерных зонах, обнесенных проволочным заграждением. Такие зоны становятся промышленной основой тыла в годы войны.
Отец попал в такую зону под Карпинском. Здесь и началась его жизнь в изгнании. Он вглядывался, вслушивался в новую обстановку. Северный Урал – край суровый: морозы за 50 градусов, свист и завывание ветра, пронизывающего до костей. А организм изнурен непосильным трудом и голодом… Как сохранить в себе то, что успел полюбить? Как уцелеть до новой весны в этом рушащемся мире, уносящем в людей в небытие? И в этом суровом краю, в нечеловеческой обстановке экстремального выживания, сердце открыло новые сокровища, заполнившие его жизнь на долгие годы. «Однажды, – вспоминает отец, – когда я работал наверху, на штабеле сваленных бревен, разогнувшись, поднял голову. Стояла пасмурная осенняя погода. Подул ветер, стало проясняться. И вдруг я увидел, как на горизонте, сквозь прорывы облаков, засверкали вершины Уральских гор. Это было так неожиданно и великолепно, что несколько минут, бросив работу, я простоял, пораженный увиденным, пока окрик бригадира не вывел меня из этого состояния восторга». Это событие стало откровением, будто обращенным только к одной его душе, звучащим голосом полноты бытия и свободы, оно определило и изменило весь его дальнейший жизненный путь.
С тех пор отец уходит в леса, восходит на горные вершины, здесь, на головокружительной высоте, в пустынности горного ландшафта, оставшись один на один с природой, он становится органом, в котором эхом отзывается первородный импульс, идущий от животворной силы колыбели человечества. Путешествуя по горам, отец вел дневник, полный эмоциональных литературных зарисовок, делал массу этюдов, набросков, вбирал, впитывал все окружающее его, – это позволило ему потом наиболее глубоко выразить свои впечатления.
Работая с металлом и деревом, он берет в помощники атрибут древнего алхимика – огонь, многовековой опыт, наработанный предшественниками-мастерами, космическую гармонию Баха и мятежный дух Бетховена, темноту зимней ночи, бег облаков, тревожный лунный лик в окне мансарды, обращенном к звёздам…
Каждый мастер, создавая художественное произведение, надеется, что его работа станет откровением для зрителям, и мечтает о том, чтобы его мысли и чувства, заключенные в этом произведении, стали близкими мыслями и чувствами человека, соприкоснувшегося с ним. Главное для любого автора – эмоциональное восприятие зрителем его работы, ведь именно оно позволяет на подсознательном уровне сугубо личные переживания художника превратить в переживания самого зрителя.
Наталья Вейберт
Посвящаю отцу Льву Вейберту
Наш дом в Богословске, что в центре земли,
Стал кровом надежным немецкой семьи;
Чердак с мезонином на запад с востоком,
И двор, и планета, что там – за забором.
Дорога с усадьбой вздымается в гору
И через вершину вдруг катится вниз
Веселой тропинкой с коварным разгоном –
Смотри, не спеши, лучше остановись.
Отсюда все видно: округу, долины,
Весь берег Турьи, что из гор притекла,
Вокзала тупик у крутого обрыва
И рельсы, где долго стоят поезда.
Уральские горы Евразию делят,
И кажется, дальше пути не ведут,
И только ночные гудки паровозов
Грустят о больших городах и зовут.
Не ведаем мы, где нам Родина будет,
Какая превратность судьбу повернет,
Куда нас забросит. Но время наступит,
И в детство нас память с тоской поведет.
20 августа 1997 г.